Приказано: выстоять-10

Отрывок из книги одного из руководителей обороны Тулы и партизанских операций в годы Великой Отечественной войны, командира Тульского рабочего полка, Героя Российской Федерации (посмертно) генерал-майора Анатолия Петровича Горшкова.

(Продолжение. Начало в № 71. )

— Беглым, Маврин! Накрыл! Беглым! — кричал я. И где-то там, за Упой, выполняя мою просьбу, 447-й полк дальнобойной артиллерии открыл огонь. Это была снайперская стрельба. Взорвался один танк, второй завертелся, разматывая гусеницу, третий, загоревшись, замер, перегородив перемычку. Шедший на полной скорости тяжелый танк ударил поврежденную машину в бок, и та свалилась в ров. Свой своего! Еще два танка проскочили за перемычку в «мертвую» зону, а остальные повернули и стали уходить из-под обстрела.

Огрызаясь огнем, попятились назад танки второго эшелона. Я насчитал пять машин, ползающих в расположении второго батальона. Два из них стали на фланге и из пулеметов начали расстреливать косогорцев и шахтеров. Я видел, как шарахнулись в сторону от них люди, но у пулеметов сидели профессиональные убийцы. Огонь был кинжальным, танки встали, образовав угол и увеличив сектор обстрела, защищали друг друга. Лишь одно ПТР било по танкам, но экипажи не видели этого ружья: слишком высок был бурьян.

Я стиснул трубку так, что побелели пальцы. Потом сунул ее Петрухину и выскочил из будки. Взрывная волна свалила меня, и по спине забарабанили комья земли. Второй взрыв грохнул за будкой, посыпались стекла, рухнул столб с телефонными проводами.

«Цел! — ощупал я себя.— Значит, обнаружили наш КП».

— Петрухин! — крикнул я.— Слышь, Петрухин!

Тот выбрался из будки, ковыряя пальцами в ушах. Заложило.

— Где поблизости есть телефон?

— На кладбище! — прокричал он. Разрывы то приближались, то грохотали между домами и в гуще деревьев.— В сторожке, или как там у них эта богадельня называется?

— В укрытие! — крикнул я ему. Мины легли снова за будкой. Мы с Петрухиным свалились в щель.

— Наблюдатель сидит где-то рядом,— сказал Петрухин.— Точно бьют.

Я взглянул на поле боя. Двигатель одного из тех двух танков лениво дымил, но пулемет его бил и пушка выискивала цель.

— Не нашел я Ведерникова,— спрыгнул в щель Дима Рудаков.— Он к Костикову пошел. И там окружать начали. Я — за ним, но на автоматчиков нарвался. Едва ноги унес. Это из ПТР Костиков и бьет,— показал он пальцем через плечо.

— Сосонкин! — крикнул я.— Кончай землю рыть.— Начштаба готовил для себя огневую позицию.— Переносим КП на кладбище.

— Я отсюда не пойду,— выпрямился Сосонкин.

— Посылай связных к Хохлову, пусть скажут, где будет новый КП, и уходи на кладбище…

— Не пойду,— упрямо тряхнул подбородком Сосонкин.

— Борис Михайлович,— я укоризненно посмотрел на него.— Тебя дисциплине учить? Лезь на колокольню и корректируй огонь Маврина. Связь здесь рухнула. Ты же артиллерист.

— Колокольня… — хлопнул себя по бедрам Ховаев.— Рогожинская колокольня! …

Мы глянули на поселок. Колокольня отсюда была хорошо видна. Короткими очередями в нашу сторону оттуда бил пулемет.

— Пушку бы, а, Петрович? — загорелся Елисеев.— Ахнули бы!

— Умеешь стрелять?

— Умею.

Сосонкин распоряжался переводом КП вглубь обороны, что-то сказал подошедшему к нему бойцу и показал в нашу сторону. Тот направился ко мне:

— Можно обратиться, товарищ комполка?

— Вы кто? — спросил я его.

— Черкасин, Вася,— сказал он тихо.— Связной от Вахтанова.

— Где он? Что с ним?

— Окружили нас, всю роту, в Рогожинском поселке. Я еле прополз. Что делать? Вахтанов велел спросить,— и Черкасин шмыгнул носом.

— Держитесь до темноты. А потом выходите к своим. Либо к Хохлову, либо сюда. Понял?

— Понял,— он поглубже натянул картуз.— Я пошел.

— Если пройдешь к Вахтанову, назначу в разведчики.

И перенос КП, и разговор о колокольне, и приход связного от Вахтанова — все это шло как бы само собой. Я механически что-то говорил, принимал решения, потому что всем своим существом был в бою, с бойцами Ведерникова и Хохлова.

Пошел дождь, и в его седой пелене я смутно видел, как метались на передовой фигурки людей, хлестали рыжие злые языки огня из окон трех пылающих домов, разрывы мин, гранат… Было ясно, что оборона второго батальона прорвана.

— Утенков! — крикнул я связному Хохлова.— Топай в батальон и пришли ко мне Аникушина, он где-то у вас.

Дождь перестал, сырой туман низко пополз над землей. Сквозь туман мы увидели, как к нам из оврага с трудом поднимались четверо бойцов и медсестра. Подбежали к ним. На решетке сломанной голубятни, укрытой изорванной плащ-палаткой, лежал В. М. Иванилов.

— Анечка,— я бросился к Лукиной.— Что с ним?

Она стащила берет и устало вытерла лицо. Ее чуть припухлые губы кривились, но она удержалась от слез:

— Он тяжело ранен. Срочно нужна операция. Кровью истекает…

— Угораздило его,— мрачно сказал Коробков, вытирая пот.— Потрепали нас здорово, завязли мы в уличном бою у Орловского шоссе. Он на чердак полез, бил оттуда гадов, а они его засекли. Там и ранили. Надо бы пошустрей, а? — Коробков устало взглянул на меня.— Такой человек пропадает…

Лицо Иванилова осунулось.

— Комаров! — крикнул я командиру комендантского взвода.— Дай четырех человек на смену. Пусть бегом несут в санбат.

Иванилова унесли.

— Покурить не найдется, братцы? — двое косогорцев, пришедших с Лукиной и Коробковым, сели перекурить. Но я не успел даже слово им сказать, как меня окликнул Аникушин. Он пришел не один.

— Вот,— он ткнул стволом автомата в сторону двух незнакомых мне людей.— Привел паникеров. Винтовку, гад, бросил и заорал: «Бросай оружие! Навоевались!» Второй — туда же. Деру дать хотели, да на меня нарвались.

Я вытащил пистолет. Оба на шаг отступили.

— Бес попутал,— заговорили они разом.— Струхнули малость… Танками прет. Кровью искупим…

— Из-под земли достану, если повторится такой позор,— сказал я.— Идите.

— В расход их надо,— сказал им вслед Аникушин.— Чую, не наши люди.

Те, оглядываясь, уходили на позиции.

Атаку мы отбили. Но гитлеровцам удалось просочиться в Рогожинский поселок. Фашисты заняли его северную окраину, зашли в тыл второго и во фланг первого батальона. Многие из бойцов Ведерникова окружены. Сам Ведерников пропал без вести. Командование взял на себя Линяев. Бойцов Хохлова выбить с позиций не удалось. Сосонкин записывал: погибли братья Киселевы, Василий и Дмитрий, Б. Грегулевич, П. Королев, С. Капустин… Этот список рос и рос. После трех атак наши потери составили более трехсот человек.

— Мы пойдем, товарищ командир полка,— передо мной стояли бойцы, выносившие Иванилова.— Спасибо за курево.

«Три атаки позади,— подумал я.— Три атаки, а у меня такие потери…» Но не было другого выхода, не было иной силы, чтобы не пустить врага в город, в Рогожинский поселок… Несколько улиц мы потеряли, но у нас есть батальон Елисеева, и если они попрут, то снова нарвутся на хорошо организованный огонь.

Комиссар лежал на плащ-палатке, широко раскинув руки. Ветер перебирал его волосы. Я стиснул зубы, чтобы не застонать.

— Он на себе семерых вытащил,— виновато рассказывает Толя Гаврилин.— Пополз за восьмым, а они уже пристрелялись. Подождали, пока он подальше от окопов отползет, и пулеметной очередью в грудь, в самое сердце…

— Я же приказал раненых до темноты не трогать,— голос у меня сел и стал совсем глухим. — Вы ему сказали об этом?

— Послушал он нас, как же,— Езиков сидит на бревне и снизу вверх оглядывает всех, кто стоит.— Ведерников ушел и пропал, а тут Агеев. Увидел раненых, ну и полез. А там такое пекло! Когда мы его вытаскивали, десяток раз точно с жизнью прощались. А ведь он туда семь раз ходил.

(Продолжение следует. )

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости