Живая и мертвые

Зимой, особенно долгими морозными ночами, Таисия Михайловна Панина, устав от газет, телевизора и бессонницы, гонит страх и чувство одиночества воспоминаниями и мыслями о весне. Думает о том добром времени, когда все ее близкие были рядом, дом полнился дорогими голосами, а в родном поселке Звезда, что километрах в двенадцати от Черни, кипела жизнь.

Первая волна исхода случилась в Звезде после чернобыльской аварии. Когда проклятое облако радиационным зонтом накрыло часть Тульской области, в которую попали и чернские территории, Таисия Михайловна, не подозревая о беде, искала пропавшую корову. Целый день кликала свою Зорьку-кормилицу в лугах и лесу, что рядом с поселком. Животину нашла, а вот сама, по ее выражению, видать, нахваталась чернобыльской дряни, которая, как она думает, породила тяжелую болезнь. В начале девяностых годов после серьезной операции на желудке Таисия Михайловна стала инвалидом второй группы. Вместе с «инвалидскими», «чернобыльскими» (65 рублей в месяц) и всякими прочими надбавками за отказ от льгот она, в прошлом доярка и телятница, передовик и мать троих детей, сегодня получает пенсию в 15 тысяч рублей. Идут они в основном на лекарства, ремонт плохонького водопровода с тонкой струйкой воды из крана и на колотые дрова по семь тысяч пятьсот рублей за машину, которых на зиму нужно минимум две. Отопление в доме печное, так как газ в прошлые поселковые времена не провели, а теперь кто ж для единственной жительницы потянет трубы…

Таисия Панина не ропщет, потому что большая труженица и легкой жизни не знала сроду. Есть у нее садик с двумя яблонями и кустами смородины, небольшой огород, две козы, куры и индоутки. Правда, этой погожей осенью к ее участку, не знающему забора и открытому всем ветрам, путникам и лесному зверью, повадилась ходить лиса. Белым днем утащила в общей сложности 15 индоуток и кур. И что делать для того, чтобы спасти оставшуюся птицу, Таисия Михайловна не знает. Советовалась с приехавшими на выходные дочкой Ольгой из Тулы и правнучкой Олесей из Черни, но женский сход однозначного решения не принял. Обносить подворье рабицей — не по карману и не по сезону — скоро затяжные дожди и холода, да и выгон выгораживать поздновато. А у лисы, видимо, выводок, значит, она не отстанет. Двух собак рыжая не боится, ружья, чтобы ее пугнуть, тоже нет. В выходные дни женщины стараются разговаривать погромче, чтобы хитрый зверь остерегался, но дочь с правнучкой уедут, и одной Таисии Михайловне с лисой не справиться. А забивать птицу ей жалко. Есть в доме еще два кота и две кошки, но у них свои заботы — мышей и крыс ловить…

Вот когда был жив муж Таисии Михайловны, лесное зверье к дому соваться не смело. Многое было по-другому до ее болезни. В 1992 году, когда она лежала в тульской больнице, страшно и долго горел их дом. Пожарная команда перепутала маршрут, приехав вместо Звезды в Зарницу, а когда добралась до места, от пятистенка остались одни головешки. Муж Евгений — колхозный тракторист — отстроил новый дом, такой, чтобы его Таисии после тяжелой операции было удобно с ним управляться: всё под рукой. Дочери к тому моменту уже оперились, разлетелись кто в Москву, кто в Тулу, кто в Чернь, обзавелись детьми, состоялись в деле. Из Звезды многие соседи и коллеги уезжали в поисках лучшей жизни, так как в колхозе «За власть Советов» дела шли хуже некуда. Вскоре он и вовсе приказал долго жить.

Но до этого случилась непоправимая беда в семье Паниных. Главу семьи в 1994 году насмерть сбила машина, а немногим позже отца ушла из жизни и дочь Светлана.

25 лет Таисия Михайловна живет в доме одна и лет уже 20 как в поселке с обнадеживающим названием Звезда ее дом — единственный обитаемый во все времена года. Дом № 1 на улице Победы! Той Победы, что со слезами на глазах и к которой путь проложен миллионами и миллионами жизней, унесенных жесточайшей войной.

«Они мне родные»

Таисия Михайловна, как и все члены ее семьи — и той, какую она создала с мужем, и той, в которой она росла седьмым, самым младшим ребенком, очень хорошо знала и понимает сейчас, какой немыслимой ценой оплачена Победа, кому мы обязаны тем, что скоро 74 года, как живем в мире. Она из чернских мест, которые не пощадила война. Рожденная в 1944 году Таисия хоть и была еще крохой, но впитала в себя рассказы родителей, старших сестер и брата о событиях, происходивших в Звезде и рядом с ней в 1942, 1943 и 1944 годах.

Ее отец, Михаил Кириллович Матвеев, был хром, поэтому на фронт его не призвали. Но войны и он, и его жена Наталья Алексеевна, и их семеро детей хлебнули сполна: и голод, когда собирали кавардашки (мерзлую картошку) по полям, пекли горький хлеб из лебеды, и холод, и горе… Рыли окопы, которые до сих пор, как безмолвные свидетели былых боев, испещряют местность. Но страшнее всего было копать могилы для погибших или умерших от ран бойцов, а затем опускать их в землю. Часто в общие могилы.

— А сколько незахороненных осталось — бог весть, поисковики до сих пор в лесу останки воинов находят,— говорит Таисия Михайловна и теребит уголки головного платка.— В нашем детстве мы на месте захоронения много времени проводили — цветы полевые приносили, немудреные конфетки, яблоки из сада, траву пололи. Я и сейчас цветы полевые и из палисадника к памятнику ношу, весной — тюльпаны. И сорняк в загородке у мемориала убираю. Но подходы к нему надо бы косить, а у меня на это нет сил… Чуть дальше братской могилы есть деревенское кладбище, там много моих родственников лежит. Родители, муж Евгений… По сей день, прежде чем к ним, захожу к воинам.

В 1975 году, к 30-летию Победы, был оформлен мемориал, здесь захоронены 107 бойцов. Несколько лет назад, когда местную власть представляла Надежда Николаевна… — рассказчица задумалась, вспоминая фамилию, и с досадой на себя продолжила: — Запамятовала, голова-то уже подводит. Но не в этом суть: Надежда Николаевна с душой ко всему подходила. И к содержанию мемориала тоже. Трава окашивалась, цветы высаживались, дорога, ведущая к захоронению, была. К нему можно было и пешком легко добраться, а теперь я чуть ли не в болотных сапогах пробираюсь солдатикам поклониться… Дороги совсем не стало. Мираторговцы засеяли поля кукурузой практически вплотную к лесу, в котором просека к мемориалу, машине не пробраться, а пешком нужно продираться через бурьян выше головы…

Где-то через полчаса я и мой спутник, инициатор путешествия в Звезду, убедились в справедливости слов нашей проводницы. По узкой дороге (двум автомобилям не разъехаться), давно утратившей асфальтовое покрытие, идем с километр в лесном коридоре, полыхающем буйными осенними красками, к неубранному полю стукнутой заморозком бурой кукурузы. Таисия Михайловна указывает на прячущуюся за деревьями добротно сработанную изгородь, кажущуюся бесконечной.

— Она повернет — и мы вдоль нее пойдем к братской могиле. Это охотохозяйство огорожено. Здесь и кабаны (прямо ручные, к забору подходят, любопытничают), и косули… Когда ограды не было, я быстро напрямки до захоронения доходила. Теперь нужно в обход. Владелец весной и летом бывает в поселке, я его знаю и хотя зла на него не держу, но забыть, какую беду он наделал, не могу. Был здесь пруд, и я горя с водой не знала. Но этот владелец угодий его зачем-то спустил. Что-то нарушилось, и теперь у меня с водой проблемы, особенно зимой, когда водовод в доме замерзает. В сильные морозы комнаты печка толком не прогревает, дом выстывает, я в трех фуфайках и валенках мерзну, так еще и воды нет…

— Как же вы обходитесь, Таисия Михайловна? Почему к дочкам в город не едете жить?

— Зовут они меня. Лариса — в Москву, Ольга — в Тулу. У меня пять внуков и трое правнуков. Звонят мне они по семь раз в день. Сотовый, слава богу, ловит. Зимой внук, если дорога расчищена, из Черни в бидонах воду привозит. А скотине я снег в ведрах на печи оттаиваю, талой водой и моюсь. А что делать? Ни родную землю, ни дом, ни живность свою не могу оставить. Обстрадаюсь, к тому же я здесь — вольная птица. И соцработник Елена Петровна Петракова, спасибо ей, два раза в неделю приезжает на «Ниве», хлеб, лекарства по моим заказам привозит. Детям не хочу обузой быть и тосковать буду. Здесь моей душе хорошо, здесь в земле мои родные люди лежат — и на деревенском погосте, и солдатики, безвинно ушедшие, кто ж их проведает, обиходит…

Я всех ста семерых по именам знаю, за всех молюсь. Для меня они словно живые. Иногда вечерами думаю, откуда они, чем занимались, кто у них жёны были. Радуюсь, когда о ком-либо узнаю больше, чем говорит строка со званием, именем да датой смерти. Вот вы приехали, рассказали, что родственники Дмитрия Макаровича Зуя долго искали, где упокоен их отец, дед. А мне большая радость, что теперь они будут знать, что лежит он в братском захоронении у поселка Звезда. И мои отец, мама, брат, сестры, я сама, мой муж, дети, внуки, а теперь и правнуки кланялись и кланяемся ему и другим безвременно ушедшим солдатикам. Как могу я забочусь о них…

Чтобы помнили

Нас привела в Звезду просьба А. Масловского, жителя города Белогорска Амурской области, проверить, точно ли в поселке Звезда похоронен Дмитрий Макарович Зуй. На очередной запрос родных Д. М. Зуя из Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации пришел ответ, который вселил надежду на то, что в истории поиска можно поставить точку. В нем сказано, что рядовой Дмитрий Макарович Зуй, год, место рождения и пункт призыва на фронт которого неизвестны, умер от ран 23 июля 1944 года в 88-м эвакопункте. Похоронен он в поселке Звезда Чернского района Тульской области. Правда, есть приписка: «относятся ли эти сведения к разыскиваемому лицу, ЦА МО РФ определить не может из-за отсутствия социально-демографических данных»…

Но нам, идущим поклониться воинам Великой Отечественной, хочется, чтобы «наш» Д. М. Зуй был именно тем бойцом, военную судьбу которого долгие годы стремились узнать его близкие. Больше всех волнуется Таисия Михайловна, вспоминает, как родители рассказывали о разбитых в поселке палатках — полевых госпиталях, о том, как много раненых сюда привозили. А я говорю ей о том (готовилась к поездке), что, согласно справочнику дислокаций госпиталей РККА в 1941–1945 годах, составленному 46 лет назад, в Звезде их было несколько. Самые большие — полевой подвижной госпиталь № 44, разбитый в поселке в июле 1942 года, а также хирургический полевой подвижной госпиталь № 214, стоявший здесь с 18 марта по 6 августа 1943 года. Судя по ответу ЦА Минобороны России, был еще и эвакопункт № 88.

А вообще, продолжаю, в 2016 году министерство информационной политики Тульской области составило Карту памяти, в которой отмечены воинские захоронения и мемориалы в нашем регионе. Согласно ей, в Чернском районе таких мест — 30, больше только в Белевском, там их 47. А всего, если сложить по всем районам области, то братских могил, захоронений, курганов, кладбищ, одиночных могил — 278. В тульской земле покоятся 41 640 бойцов Красной армии. А по данным поискового центра «Искатель» — и того больше.

Таисия Михайловна снова вытирает уголком платка глаза, качает головой:

— А сколько еще в земле соколиков лежит, не погребенных как должно. Война подлая… И сейчас время подлое, смотрю телевизор — сердце сжимается от боли за нашу Родину, сколько ей горя принесли и опять всё укусить побольнее норовят. Мы с правнучкой, вы видели, наверное, когда к дому подъезжали, флаг российский установили. Правда, не на крыше,— смущается рассказчица,— не достать, а лестница ненадежная,— на погребе. Отовсюду видать наш триколор! Ну, вот,— объявила она,— забор охотохозяйства повернул, и мы в этом направлении пойдем…

Идти, правда, было сложно. Через несколько секунд всё мое пальто усеялось от подола до ворота репьями, но отступать-то некуда: с одной стороны «ржавые» кукурузные стебли выше моего роста, с другой лес с забором, посередине — узенькая полоска гигантского бурьяна. Таисия Михайловна переживала за нас городских, и незлобно поругивала охотников и местную власть в лице Вячеслава Александровича Агафонова. И вдруг спохватывается: «Ой, болтаю лишнее. Ну-ка вы напишете, и дорогу зимой не будут расчищать, ко мне и не проберется никто…» Я её успокаиваю, но для себя делаю в памяти зарубку позвонить В. А. Агафонову, главе администрации МО «Северное»…

— Раньше оружейные салюты гремели, делегации к памятнику шли… В соседних со Звездой деревнях и поселках, например в Крестах, народ есть. При прежнем главе порядка было больше. Да и районному военкому не мешало бы меры нужные принять,— тихонько ворчала она.— Перед людьми стыдно, они своих родных, павших за Родину, ищут, а тут такое. Мне стыдно, что я обиходить место упокоения соколиков как следовало бы уже не могу. И вот ведь, понимать же надо, что наша сила — в памяти. Когда люди в Бессмертный полк встают, я перед телевизором слез удержать не могу. И тут,— машет в сторону открывающегося в просвете елей мемориала,— стараюсь навести порядок, цветочки, гостинцы солдатикам приношу… Мертвые — не те, что в земле лежат. Пока помним — они живы. Мертвые те, кто равнодушен, у кого душа не отзывается на добро…

Таисия Михайловна привычно толкает калиточку, подходит к памятнику, кладет рядом со стоящей на постаменте алюминиевой кружкой (как давно в нее наливали «фронтовые» 100 грамм?) бананы и мандарины. С пустыми руками, считает, проведывать бойцов негоже. Поправляет уроненный ветром венок, крестится. А мы вглядываемся в скупые строки памяти о 107 воинах. Под номером 29 значится Дмитрий Макарович Зуй. Вместо звания — пробел, хотя известно (в документах Центрального архива Минобороны данные есть), что он был рядовым. Справедливо было бы этот пробел заполнить. Надеемся, что военный комиссариат возьмет на себя такой нетяжелый труд.

Фотографируем доску с именами бойцов, мемориал, стараясь выбрать не слишком забурьяненный ракурс: снимки нужно отправить родным Д. М. Зуя в Приморский край. Не хочется расстраивать их запущенным видом места, по сути дела, святого.

Несколько минут у мемориала — и, странное дело, забываешь и о бурьяне, и о никудышной дороге, и о суетных проблемах. С тобою только звенящая тишина, бесконечность промытого октябрьской синью неба, величие огромных елей, простерших пушистые лапы над вечностью, и тихая грусть о солдатах великой страны, не успевших допеть, досозидать, долюбить, но сумевших сделать главное — освободить мир от фашизма, подарить нам Победу. Самую значимую, одну на всех.

И мне нестерпимо захотелось крепко обнять маленькую мудрую и сильную духом Таисию Михайловну за всех за них, упокоенных на ее малой и бесконечно ею любимой родине. И я делаю это. И от души благодарю хранительницу памяти за ее искренность и благородство. А она (в который раз за день!) прикладывает уголок старенького платка к глазам.

Живите долго, Таисия Михайловна. Пока у России есть такие люди, как вы, она сильна. И пока мы помним — все, достойные доброй памяти, живы…

***

Согласно Закону Российской Федерации «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества» ответственность за содержание воинских захоронений возлагается на органы местного самоуправления, а на закрытых территориях военных гарнизонов — на начальников этих гарнизонов.

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости