Непечатное

В постели с забойщиком

Татьяна Кошелькова пришла в «Молодой» в начале семидесятых юной барышней, а ушла через двадцать с лишним лет маститым журналистом в известную российскую газету «Московский железнодорожник». Её творческий путь начался в отделе писем. Работа здесь была достаточно нудной, «обогащенной» никому особенно не нужной писаниной. Достаточно вспомнить, что на любое, самое безумное письмо полагалось давать ответ. Чаще всего это были жалобы — на торговлю, ЖКХ, общественный транспорт. Но случались и демонстрации творческих «порывов».

— Я, как человек смешливый, постоянно хохотала,— рассказывает Татьяна Георгиевна.— Благо было над чем. Строчки из одного письма помню до сих пор. Накануне, кажется, Дня печати журналист одной из районных газет решил прислать в «Молодой коммунар» нечто вроде очерка о тяжёлой работе корреспондента районки: «Журналист пришёл к шахтеру ночью. И, невзирая на то что рядом лежала жена забойщика, взял интервью у передовика».

Брандспойт-терьер и мусорный заводик

В девяностые «Молодой» стал первым частным изданием. Почёту по тем временам было много, но жилось, честно говоря, трудно. Кто помнит уровень инфляции начала девяностых, поймёт: бумага дорожала в разы за пару дней, типографские услуги тоже. Рекламный бизнес только-только появился — со всеми перекосами и нелепостями. Зато «Молодой» любили читатели — им тоже приходилось нелегко, а газета, не зависящая от власти, практически всё происходящее вокруг называла своими именами.

Власти это, понятно, не нравилось. Как-то за полугодие редакцию навестили 9 налоговых проверок, пару раз арестовывали счета, разумеется, без законного на то основания. И конечно, администрация области всячески избегала информационного сотрудничества. Да что там избегала! Корреспондентов издания старались не просто не звать, а даже не пускать на мероприятия или совещания. Зато всегда находились сочувствующие, готовые рассказать о случившемся в подробностях, да еще и документами поделиться. Чиновники — тоже люди. И тоже получают удовольствие от того, что кто-то критикует их начальство.

И вот случилось странное. Губернатор Н. В. Севрюгин вернулся из заграничного вояжа, по случаю чего пожелал дать пресс-конференцию. И даже против участия «Молодого коммунара» не возражал. На пресс-конференции глава области долго и подробно рассказывал, как изучал работу мусороперерабатывающих заводов в Испании и Швейцарии. И даже пообещал (году в 1995-м), что не сегодня-завтра у нас будет такой же…

Корреспондент, вернувшийся с «прессухи», сел добросовестно пересказывать губернаторские посулы в завтрашнюю газету.

Было это 31 марта. А потому вся остальная редакция (ну или почти вся) сосредоточилась на главном — придумывании шуток для первоапрельского номера. Изощрялись кто как мог. Самыми изобретательными оказались фотокорреспонденты — Сергей Шмунь и Андрей Лыженков. Они притащили фото собаки Шмуня, представлявшей собой греховную помесь эрдель-терьера и восточно-европейской овчарки. Пёс Вейс в редакции имел вторую кличку — Шмунь-терьер. Тут в канун Дня дураков ему и подогнали ещё одно прозвище. Ребята накропали заметку о том, что в Туле выведена новая исключительно противопожарная порода собак — брандспойт-терьер. Дескать, в огне чудо-собачка не горит, но вот беда — в воде растворяется. Ну и еще пару баек сочинили. А читателям предложили угадать, какая именно заметка представляет из себя первоапрельскую шутку.

Спустя несколько дней выяснилось: большинство читателей отнесло к первоапрельским розыгрышам материал… нет, не про брандспойт-терьера, а про мусороперерабатывающий заводик. Власть, конечно, снова обиделась. И зря. Мусороперерабатывающего заводика у нас как не было, так и нету до сих пор. Хотя ещё не один чиновник скатал за казённый счёт за опытом в Европу.

Выборы-выборы, кандидаты… разные

Выборы в девяностые-нулевые в любой редакции были временем особым. Сродни маленькой и не всегда победоносной войне. Политическая реклама часто не нравилась представителям власти, а виноватой регулярно назначалась редакция «Молодого». Даже если речь не шла собственно о газете.

Так, в 1993-м первый состав Совета Федерации избирался всенародным голосованием. От Тулы в сенаторы шёл (и в итоге прошёл) Александр Титкин, экс-министр промышленности, покинувший правительство Е. Гайдара по идейным соображениям, давний друг «Молодого коммунара». Почему-то для тогдашнего главы области Н. В. Севрюгина Александр Алексеевич был персоной нон-грата, и наша газета была для него по сути единственной возможностью обратиться к тулякам. Мыслил Титкин масштабно, говорил хорошо, работать с ним было — одно удовольствие. Но его кампании не хватало наглядности. Если другие кандидаты вовсю лыбились с рекламных щитов и плакатов на столбах и стенах домов, то опальному политику такой возможности не предоставляли. И тогда в редакции решили подойти к проблеме нестандартно и предложили штабу запустить в центре города воздушный шар — благо таковой имелся у одного из друзей «Молодого». На шаре крупными буквами было написано что-то вроде «Туляки за Титкина!».

Воздухоплавание в Туле тогда только зарождалось, возможности у энтузиастов были так себе. Поэтому не из злого умысла, а исключительно по причине технических недоработок шар завис строго перед окнами губернаторского кабинета. Гневу севрюгинскому, говорят, не было предела: «Опять „Молодой“!»

Но вообще-то выборы были важным для редакции событием. И для газеты, и для сотрудников это была неслабая возможность заработать. Правда, не во всех кандидатских штабах это понимали.

Как-то пришёл в «Молодой коммунар» представитель кандидата в депутаты Госдумы А. Е. Карпова и принялся уговаривать редактора послать корреспондента на встречу знаменитого шахматиста с учителями школы № 20. Редактор отправил просителя в отдел рекламы, но тот вместо того, чтобы покорно заплатить, принялся длинно рассказывать о том, какой интересной для газеты будет запланированная встреча. Не убедил.

— Нет информационного повода. Учителя и так будут знать о встрече, они в ней участвуют, а остальным что за дело, с кем и зачем встречается Карпов? — сказал главред, как отрезал.

— Ну что, что именно Анатолий Евгеньевич должен сделать, чтобы это был нормальный для вас информационный повод?

— А пускай губернатора убьёт,— устало буркнул редактор, уже по самые уши погружённый в чью-то рукопись.

Немая сцена.

Но самым болезненным эпизодом в этой комедии абсурда был случай на губернаторских выборах 2001 года.

Кандидатов было несколько, но самая непримиримая борьба разгорелась между действующим главой области В. А. Стародубцевым и генеральным директором ОАО «Центргаз», депутатом облдумы В. В. Соколовским. 

И вот посланцы обоих непримиримых конкурентов принесли свои материалы в редакцию «Молодого коммунара». Все требовали опубликовать в ближайшем номере. А это была «Криминальная среда» — так тематически обозначался номер, выходящий в соответствующий день недели. Представителей выборных штабов тема не смутила. Их больше волновало, как будет выглядеть конкретно их кандидат. То есть если один на первой полосе, то и второй тоже, если один с портретом, то второй обязательно. Наконец с местом определились. На первой полосе Стародубцев «встал» слева — на открытие номера. Соколовский справа — в самый читаемый «угол». Все разошлись, довольные компромиссом донельзя.

Ответственному секретарю предстоял нелегкий труд — заполнить две колонки между воззваниями кандидатов и подвал. Он и заполнил — в строгом соответствии с тематическим предназначением. Под обращением Стародубцева стоял хорошо выделяющийся заголовок — «Трагедия в Горелках», под текстом Соколовского — «Пришла беда, которую ждали». По центру в двухколоннике значилось крупным шрифтом: «Если просят взятку — звоните» и «На его земле нет русской банды». И над всем этим великолепием красовалась шапка: «У них каждая собака ходит в бронежилете».

Говорят, в московском офисе пиар-агентства, работавшего с Соколовским, этот номер «Молодого» висел на стенде как чистейший образец «чёрного пиара».

Ребят, ну вас же честно предупреждали…

Уволен в троллейбусе

Они были если не первыми, то уж точно не последними стаканами «Молодого коммунара», благо тому ничто не препятствовало — оба были молоды и неженаты. Конечно, главный редактор Лёша Дрыгас на утренние недомогания друзей реагировал, мягко говоря, без восторга. Но меры всё же не принимал.

Ответственный секретарь Саша Латыпов, каким бы бурным ни был вечер накануне, всегда приходил на работу первым. И каждого вновь прибывающего по традиции встречал душераздирающим признанием: «Ох, что ж я, дурак, вчера так набрался!»

Так было и на этот раз. Он привычно сообщал, что пил накануне с Мелким (Димочка Ждакаев получил такое прозвище не только из-за изящных габаритов, но и потому, что пришёл в редакцию «Молодого», когда там работал его отец). И слёзно просил не говорить об этом Дрыгасу, потому что тот ругаться будет… А дальше, вперемежку с хрестоматийным «ой, что ж я дурак», шло главное: Саша почти ничего не помнил. Помнил, что он Мелкого зачем-то уволил, когда оба ехали в троллейбусе. А хуже того, помнил, что должен был верстать газету «Грани», выходившую в Новомосковске, но потерял материалы. И всё.

Для него это, конечно, была копеечная халтура. Но тонкость заключалась в том, что до компьютерной вёрстки на тот момент не дожили не только «Грани», которые Саша называл то мерзкими, то дурацкими, то тупорылыми (это никак не зависело от содержания газеты, исключительно — от степени Сашиного опьянения). В «Молодом» тогда тоже еще верстали по старинке — вычерчивали макет и несли его, тексты и иллюстрации на монтаж в типографию. То есть несчастный потерял по сути целую газету. А это уже ЧП.

Народ в «Молодом» подтягивался на планёрку. Не было только Мелкого. Главред посмотрел на ответсека и рутинно поинтересовался, словно волк из мультика: «Шо, опять?» Саша виновато потупился. «Небось, с Мелким пил?» — продолжал прорицать Дрыгас. «Ну да»,— совсем уж прошептал виноватый. Так тайна официально стала всеобщим достоянием.

Получивший первый отрицательный заряд начальник бодро начал выяснять планы каждого сотрудника на предстоящую неделю и медленно наливаться гневом: планы были расплывчатыми и явно малоценными.

— Ну что ты заявляешь,— возмущался он.— «Как живёшь, молодой специалист?» Ну спросишь ты у него, а он тебе ответит: «Нерегулярно». И кому это интересно?

Каждому было дано разъяснение насчёт его личного раздолбайского отношения к работе, коллегам и читателям, а заодно выражено сомнение по поводу профпригодности и вообще вменяемости всех — оптом и в розницу.

— А ты что молчишь, Эсгатыч? — перешёл Алексей к очередной жертве.

Эсгатыч, он же Олег Хафизов, выдержав паузу, гордо вскинул голову и ответствовал тоном героя Островского — ну как минимум Незнамова:

— Надоело лгать и изворачиваться…

Планёрка катилась своим чередом. И вот, когда кипение уже практически дошло до точки, раздался телефонный звонок. Редактор нажал на кнопку громкой связи.

— Алло, позовите, пожалуйста, Александра,— прозвучал на весь кабинет вежливый голос Мелкого.

— Ты уволен! — гаркнул ему в ответ радостный хор посвящённых.— В троллейбусе!

— Нет, ну серьезно, позовите Александра, пожалуйста,— понятно было, что Мелкий и без увольнения в троллейбусе чувствовал себя неважно.

Александр умоляюще глянул на шефа, тот милостиво кивнул. Ответсек взял трубку параллельного телефона и в первую же минуту лицо его посветлело.

— Да? Ой… Спасибо, Димуль, тебе большое… — пролепетал в трубку. И, подняв глаза, добавил для всех: — Нашлись «Грани». У Мелкого в туалете.

Остаётся добавить, что Алексей Дрыгас погиб в начале нулевых. Саша «в завязке» уж скоро четверть века. Мелкий уехал в столицу и стал крупным — руководителем одного из отделов известного издательского дома. А Эсгатыч наконец избавился от необходимости лгать и изворачиваться — сбылась его мечта: он теперь писатель. И довольно известный. И что примечательно, сценки из редакционной жизни он старательно вставлял в свои ранние произведения. Вот вам фрагмент одного из них.

Ни слова правды

— Там какой-то амбал сидит молча и смотрит. Я его боюсь. Побудь, пожалуйста, рядом,— шепнул мне на ухо редактор Стасов, когда мы проходили мимо секретарши, поглощенной составлением пасьянса на компьютере.

Амбал сидел в углу кабинета, закинув ногу на ногу, и листал подшивки нашей газеты, разложенные на столе. Стасов сел за свой стол.

— Как работа над репортажем? — спросил он нарочно, чтобы изобразить рабочую атмосферу.

— Никак,— отвечал я без обиняков.

— Глянь. Может, как-то используешь в юмористических целях,— он подал мне почтовый конверт. Вместо обратного адреса на конверте значилась какая-то аббревиатура.

К конверту было подколото письмо на нескольких страницах.

Амбал фыркнул и метнул в нашу сторону свирепый взгляд.

Я развернул оберточный листок письма, которое начиналось такими словами:

«Добрый день, дорогая редакция! Я никогда вам не писал, но все-таки решил написать. Я ваш давний читатель и благодарю за прекрасные статьи ваш замечательный коллектив»…

Далее следовало перечисление талантливых сотрудников нашей редакции, среди которых значился и ваш покорный слуга.

«В тюрьме у меня появилось много свободного времени, и я решил посвятить себя поэзии,— продолжал наш благодарный читатель.— Предлагаю вашему вниманию мою первую поэму. В том случае, если она будет опубликована, гонорар вы можете присвоить себе или перечислить на счет какого-нибудь детского дома».

Поэма представляла собою сатирическое изображение политической обстановки в нашей стране при помощи частушек, в которых так часто упражнялись наши читатели.

— Пока пенсионер копеечку считает,

Наш олигарх седьмую яхту покупает,— сетовал поэт.

— Ага! — угрожающе пробормотал амбал, пыльным хлопком закрывая папку с газетами и раскрывая следующую.

— А в чем дело, любезный? Вы вообще к кому? — расхрабрился Стасов.

— Ни слова! — произнес амбал, поднимаясь и потрясая огромной окованной папкой так легко, как будто это была школьная тетрадка.

Он был на две головы выше меня и вдвое шире, а запястье его руки было толщиною с ногу Стасова. На мгновение мне показалось, что он сейчас метнет свой тяжелый снаряд в Стасова и снесет ему голову. Стасов благоразумно ужался за монитором своего компьютера.

— Проштудировал вашу газету за три года и не обнаружил ни слова правды. Ни одного! — обратился он ко мне как к свидетелю.

— Газета основана в 1925 году, это правда,— пробормотал Стасов, потупившись.

— Мочить вас надо!

Амбал швырнул подшивку на пол, плюнул на нее и обратился к Стасову, указывая на меня перстом.

— К нему это не относится! Скажи спасибо, что этот человек записал мне альбом «Abbey Road» в семьдесят третьем году. Ты — есть никто и звать никак. Но его я знаю, и ради него тебя пощадю.

Амбал вышел, едва не разрушив кабинет хлопком двери, а Стасов вслед ему мстительно прикрикнул:

— Надо говорить: «Пощажу»! Хам!

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости