Тульский невозвращенец
22 августа 2017 00:00
0
Автор: Дмитрий Овчинников
В этом году исполняется 60 лет с тех пор, как в СССР вышла повесть «Продолжение легенды», и 50 лет – книга «Бабий Яр» Анатолия Васильевича Кузнецова. Писатель около десяти лет прожил в Туле, а затем отправился в творческую командировку в Англию и остался там до конца жизни…
Анатолий учился в балетной студии при Киевском театре оперы и балета и танцевал в театральном балете, о чем в дальнейшем им был написан рассказ «Артист миманса», опубликованный в журнале «Новый мир». В 1955 году поступил в Литературный институт им. М. Горького. Во время учебы Кузнецов некоторое время работал бетонщиком на строительстве Иркутской ГЭС, что дало ему материал для первой повести «Продолжение легенды», вышедшей в 1957 году и потом переведенной на многие языки.
После окончания института Анатолия Васильевича направили в Тулу, где он жил до 1969 года на улице Мира и работал в местной писательской организации. В 1966 году писатель решил опубликовать свои воспоминания об оккупированном Киеве и включил в «Бабий Яр» свидетельства людей, уцелевших во время массовых расстрелов фашистами. Роман встретил множество препятствий, но текст прошел одобрение ЦК КПСС, был издан в сокращенном виде в журнале «Юность», а в 1967 году – отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия». Затем последовал глубоко пессимистический роман «Огонь» о крахе надежд и человеческих судеб…
Неизвестно, что дальше делал Анджапаридзе, а Кузнецов прямым ходом направился в редакцию газеты «Дейли телеграф», в которой, как он знал по прошлому визиту в Англию, есть сотрудник, говорящий по-русски, – Дэвид Флойд. Кузнецов ему прямо сказал: «Я хочу остаться в Англии».
На следующий день узнавшее об исчезновении Кузнецова советское посольство обратилось к английской полиции с просьбой разыскать пропавшего писателя, который мог стать жертвой уличной катастрофы из-за крайней близорукости. Но Кузнецов уже связался с английскими властями и вскоре получил право на бессрочное пребывание в стране (а не политическое убежище, о котором он не просил).
Когда об этом стало известно прессе, советское посольство в Лондоне потребовало встречи, от которой Кузнецов категорически отказался. Вместо этого он подготовил и передал прессе ряд текстов.
Приведу выдержки из одного из них – «Обращения к людям»: «…Последние 10 лет я живу в непрерывном, безысходном, беспросветном противоречии. Опустились руки. Последний роман «Огонь» я писал с душой окаменевшей, без веры, без надежды. Я уже уверенно наперед знал, что даже если его и напечатают, то всё человечное беспощадно вырежут, в лучшем случае будет опубликована еще одна «идейная» мерзость (так и вышло, между прочим).
Я дошел до точки, когда больше писать не могу, спать не могу, дышать не могу…
Мальчиком я видел, как горели в России книги в 1937 году, при Сталине. Видел, как горели книги в 1942 году, в оккупированном Киеве, при Гитлере. Богу было угодно, чтобы при жизни мне довелось знать, как горят мои собственные книги. Потому что после того, как я сейчас ушел из СССР, конечно, мои книги там будут уничтожены.
Публично и навсегда отказываюсь от всего, что под фамилией «Кузнецов» было опубликовано в СССР или вышло в переводах с советских изданий в других странах мира.
Ответственно заявляю, что Кузнецов – нечестный, конформистский, трусливый автор. Отказываюсь от этой фамилии.
Я хочу быть наконец честным человеком и честным писателем. Все опубликованные после сего дня произведения буду подписывать именем А. Анатоль. Только их прошу считать моими.
Ваш А. Анатоль».
Газета «Санди телеграф» от 3 августа 1969 года, сообщая об этом, писала: «Анатолий Кузнецов выступил вчера со своими первыми публичными заявлениями. Он отрекся от всего того, что было напечатано под его фамилией».
Из воспоминаний А. В. Кузнецова о последних днях в Туле: «Перед отъездом я все бумаги и письма сжег, оставив лишь небольшую часть, которую зарыл... Фотопленок я также не оставлял… Полные и «крамольные» рукописи я вообще в доме никогда не держал, так как тайные обыски у меня делались и раньше. Эти рукописи остались зарытыми после того, как я их все переснял на пленки, которые увез с собой в Англию. Уезжая, я несколько раз пересмотрел всё, что оставалось в квартире, чтобы чего-то не оставить к удовольствию КГБ, трижды вывозил на велосипеде большие мешки и сжигал их за городом, а напоследок сфотографировал квартиру на память, зная, что больше ее не увижу…»
Писатель специально отправляется в Батуми для того, чтобы изучить там местность. Он пишет: «Мне пришло тогда в голову проплыть под водой до Турции при помощи водолазного аппарата, толкая перед собой подводный плот, снабженный резервуарами с кислородом… Я натренировался плыть беспрерывно по 15 часов…»
Потом Кузнецов отказался от этого плана и решил попытаться получить официальное разрешение на поездку за границу.
«КГБ любит доносы», – рассуждал писатель. И он написал «донос», где намекнул, что как будто бы антисоветский заговор замышляется в среде писателей, что эти писатели замыслили издавать опасный подпольный журнал под названием «Полярная звезда» или «Искра». Среди лиц, которые якобы будут в нем соучаствовать, он назвал Евтушенко, Аксенова, Гладилина, Ефремова, Табакова, Аркадия Райкина и других (именно эти люди появлялись в его тульской квартире на улице Мира с вечно зашторенными окнами на его очень вольных богемных вечеринках, за что ему и инкриминировали «аморальность»). Кузнецов сообщал: «В настоящее время они заняты сбором денег и рукописей. В первом номере будет напечатан меморандум академика Сахарова».
По словам писателя, это произвело на КГБ впечатление, ему поверили и беспрепятственно выпустили в Англию.
Об одном из своих друзей, на которых он тогда «настучал», – Евгении Евтушенко – Кузнецов напишет: «Рукопись («Бабьего Яра». – Д. О.) пошла по инстанциям – вплоть до ЦК КПСС, где ее прочел (но без ряда глав), как мне сказали, Суслов, и он в общем разрешил. Решающим для «вышестоящих товарищей» оказался ловкий аргумент редакции, что моя книга якобы опровергает известное стихотворение Евтушенко о Бабьем Яре, вызвавшее в свое время большой скандал и шум.
Нет, конечно, я это великолепное стихотворение не опровергал. Более того, Евтушенко, с которым мы дружили и учились в одном институте, задумал свое стихотворение в день, когда мы вместе однажды пошли к Бабьему Яру. Мы стояли над крутым обрывом, я рассказывал, откуда и как гнали людей, как потом ручей вымывал кости, как шла борьба за памятник, которого так и нет. «Над Бабьим Яром памятника нет…» – задумчиво сказал Евтушенко, и потом я узнал эту первую строчку в его стихотворении.
«... По радио и со страниц «Литературной газеты» за 6 августа мы узнали о гнусном преступлении этого двурушника – Анатолия Кузнецова. Да, он двурушник, перебежчик, изменник Родины, перевертыш – такова его сущность.
Пользуясь тем, что весь строй нашей жизни основан на доверии человека к человеку, он многие годы маскировал свою жалкую и подлую душонку. Пользуясь тем, что в нашей стране партия и народ лелеют даже мало-мальски проклюнувшийся талант, он вообразил себя чуть ли не сверхгением. Он, видите ли, хочет сам диктовать законы искусства. Его заявления в угоду господам, которым он продался в услужение, сыплются одно за другим, одно другого подлее.
Жалкий оборотень! Мы пока не знаем, за какую валюту продался он Желтому Дьяволу, да нас это и не интересует. Он потерял Советскую Родину, а это никакими триллионами не измерить. Потерявший остатки стыда и рассудка, он отрекся даже от своей фамилии...»
…У меня, однако, оставалась главная рукопись. Я продолжал над ней работать, уже, так сказать, «для себя и для истины». Вставил обратно переработанные и улучшенные куски… добавлял новые факты, причем теперь уже о цензуре не думал, и рукопись стала такой, что я ее дома не хранил. У меня во время отъездов делались обыски, а однажды неизвестно кем был подожжен и сгорел мой кабинет. Важнейшие рукописи были у меня пересняты на пленки, которые в железной коробке были зарыты недалеко от дома, а сами рукописи я зарыл в стеклянных банках в лесу под Тулой, где они, надеюсь, лежат и сейчас.
Летом 1969 года я бежал из СССР, взяв с собой пленки, в том числе и пленку с полным «Бабьим Яром». Вот его выпускаю как первую свою книгу без всякой политической цензуры – и прошу только данный текст «Бабьего Яра» считать действительным…»
С ноября 1972 года Анатолий Васильевич работал в лондонском корпункте радио «Свобода», выступая с беседами в рамках еженедельной программы «Писатели у микрофона». В этом же году сборник «Новый колокол» опубликовал фрагмент неоконченного романа «Тейч файв», который Кузнецов начал писать еще в Советском Союзе.
В сентябре 1978 года у писателя развился тяжелейший инфаркт, а 13 июня 1979 года А. В. Кузнецов скончался от остановки сердца. За неполные 10 лет в эмиграции он так и не написал ни одной новой книги…
Совершенно секретно
Недавно мне удалось найти текст докладной записки (с пометкой «Особая папка») от 4 августа 1969 года, подписанной председателем КГБ СССР Ю. В. Андроповым. Недавно с этого документа снят гриф «Сов. секретно», а посвящен он именно «побегу» А. В. Кузнецова.Из докладной записки КГБ при Совете министров СССР:Анатолий Васильевич Кузнецов родился 18 августа 1929 года в Киеве. В течение двух лет немецкой оккупации был свидетелем событий, происходящих в родном городе. В это время он тайно вел дневник, записи из которого впоследствии легли в основу романа «Бабий Яр».
«24 июля 1969 года в Англию с целью сбора материалов для создания нового произведения о В. И. Ленине выехал Кузнецов Анатолий Васильевич, 1929 года рождения, уроженец г. Киева, член КПСС с 1955 года, ответственный секретарь Тульского отделения Союза писателей РСФСР, заместитель секретаря партийной организации отделения, член редколлегии журнала «Юность» с июня 1969 года.
Литературной деятельностью КУЗНЕЦОВ занимается с 1948 года. Наиболее значительными его произведениями являются «Продолжение легенды», «Бабий Яр» (издан в 33 странах мира) и «Огонь». Кроме того, в 1960 году были опубликованы его сборники: «Солнечный день» и «Повесть о молодых подпольщиках».
Редакцией журнала «Юность» с Кузнецовым заключен договор на публикацию нового произведения о В. И. Ленине, а на киевской киностудии им. Довженко снимается фильм по его сценарию «Бабий Яр».
Анатолий учился в балетной студии при Киевском театре оперы и балета и танцевал в театральном балете, о чем в дальнейшем им был написан рассказ «Артист миманса», опубликованный в журнале «Новый мир». В 1955 году поступил в Литературный институт им. М. Горького. Во время учебы Кузнецов некоторое время работал бетонщиком на строительстве Иркутской ГЭС, что дало ему материал для первой повести «Продолжение легенды», вышедшей в 1957 году и потом переведенной на многие языки.
После окончания института Анатолия Васильевича направили в Тулу, где он жил до 1969 года на улице Мира и работал в местной писательской организации. В 1966 году писатель решил опубликовать свои воспоминания об оккупированном Киеве и включил в «Бабий Яр» свидетельства людей, уцелевших во время массовых расстрелов фашистами. Роман встретил множество препятствий, но текст прошел одобрение ЦК КПСС, был издан в сокращенном виде в журнале «Юность», а в 1967 году – отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия». Затем последовал глубоко пессимистический роман «Огонь» о крахе надежд и человеческих судеб…
«Я больше не могу дышать»
Из докладной записки КГБ при Совете министров СССР:В мемуарах «Дело Анатолия Кузнецова» Владимир Батшев, хорошо знавший писателя, рассказывает, что 28 июля 1969 года Анатолий Кузнецов и его переводчик и охранник, «профессор» МГУ Георгий Анджапаридзе пошли посмотреть стриптиз в лондонском Сохо. А потом Кузнецов предложил спутнику временно разойтись, чтобы найти «девочек». Анджапаридзе не знал, что в карманах пиджака Анатолия спрятаны микрофильмы с текстами его не изданных в СССР или искалеченных цензурой произведений. Предложение показалось заманчивым и безопасным (все вещи Кузнецова оставались в отеле, к тому же он не знал ни слова по-английски).
«По информации посольства СССР в Англии, вечером 28 июля Кузнецов ушел из гостиницы и, как сообщило позднее министерство иностранных дел Англии, обратился с ходатайством разрешить ему остаться в стране. Просьба Кузнецова удовлетворена.
В этой связи советское посольство потребовало от МИД Англии дать возможность советскому консулу незамедлительно встретиться с Кузнецовым, однако в своем ответе МИД Англии, ссылаясь на заявление МВД, сообщило, что Кузнецов якобы не желает встречаться с нашими представителями.
Установлено, что после приезда в Лондон Кузнецов дважды посетил ночной клуб, а в день исчезновения высказал намерение вновь посетить клуб и встретиться с англичанкой. Не исключено, что эти обстоятельства были использованы спецслужбами противника в компрометации Кузнецова и склонении его к невозвращению на Родину».
Неизвестно, что дальше делал Анджапаридзе, а Кузнецов прямым ходом направился в редакцию газеты «Дейли телеграф», в которой, как он знал по прошлому визиту в Англию, есть сотрудник, говорящий по-русски, – Дэвид Флойд. Кузнецов ему прямо сказал: «Я хочу остаться в Англии».
На следующий день узнавшее об исчезновении Кузнецова советское посольство обратилось к английской полиции с просьбой разыскать пропавшего писателя, который мог стать жертвой уличной катастрофы из-за крайней близорукости. Но Кузнецов уже связался с английскими властями и вскоре получил право на бессрочное пребывание в стране (а не политическое убежище, о котором он не просил).
Когда об этом стало известно прессе, советское посольство в Лондоне потребовало встречи, от которой Кузнецов категорически отказался. Вместо этого он подготовил и передал прессе ряд текстов.
Приведу выдержки из одного из них – «Обращения к людям»: «…Последние 10 лет я живу в непрерывном, безысходном, беспросветном противоречии. Опустились руки. Последний роман «Огонь» я писал с душой окаменевшей, без веры, без надежды. Я уже уверенно наперед знал, что даже если его и напечатают, то всё человечное беспощадно вырежут, в лучшем случае будет опубликована еще одна «идейная» мерзость (так и вышло, между прочим).
Я дошел до точки, когда больше писать не могу, спать не могу, дышать не могу…
Мальчиком я видел, как горели в России книги в 1937 году, при Сталине. Видел, как горели книги в 1942 году, в оккупированном Киеве, при Гитлере. Богу было угодно, чтобы при жизни мне довелось знать, как горят мои собственные книги. Потому что после того, как я сейчас ушел из СССР, конечно, мои книги там будут уничтожены.
Публично и навсегда отказываюсь от всего, что под фамилией «Кузнецов» было опубликовано в СССР или вышло в переводах с советских изданий в других странах мира.
Ответственно заявляю, что Кузнецов – нечестный, конформистский, трусливый автор. Отказываюсь от этой фамилии.
Я хочу быть наконец честным человеком и честным писателем. Все опубликованные после сего дня произведения буду подписывать именем А. Анатоль. Только их прошу считать моими.
Ваш А. Анатоль».
Газета «Санди телеграф» от 3 августа 1969 года, сообщая об этом, писала: «Анатолий Кузнецов выступил вчера со своими первыми публичными заявлениями. Он отрекся от всего того, что было напечатано под его фамилией».
Из воспоминаний А. В. Кузнецова о последних днях в Туле: «Перед отъездом я все бумаги и письма сжег, оставив лишь небольшую часть, которую зарыл... Фотопленок я также не оставлял… Полные и «крамольные» рукописи я вообще в доме никогда не держал, так как тайные обыски у меня делались и раньше. Эти рукописи остались зарытыми после того, как я их все переснял на пленки, которые увез с собой в Англию. Уезжая, я несколько раз пересмотрел всё, что оставалось в квартире, чтобы чего-то не оставить к удовольствию КГБ, трижды вывозил на велосипеде большие мешки и сжигал их за городом, а напоследок сфотографировал квартиру на память, зная, что больше ее не увижу…»
Аморалка и доносы на друзей
Из докладной записки КГБ при Совете министров СССР:Газета «Санди телеграф» от 10 августа 1969 г. напечатала статью А. В. Кузнецова «Русские писатели и тайная полиция», в которой он рассказывает о том, что после вторжения ночью 20 августа 1968 года советских танков в Чехословакию он понял, что далее оставаться в своей стране не может.
«В то же время известно о фактах аморального поведения Кузнецова, в связи с чем в 1967 году руководители Тульского обкома партии проводили с ним соответствующие беседы профилактического характера. Кузнецов осудил свое поведение и заверил, что впредь этого не повторит.
С октября 1968 года с Кузнецовым поддерживал контакт сотрудник органов госбезопасности, которого он информировал о серьезных компрометирующих материалах в отношении группы писателей из своего близкого окружения.
Кузнецов неоднократно выезжал за границу: во Францию – в 1961 году, в Чехословакию – в 1959 и 1967 годах, Болгарию – в 1966 году и в Венгрию – в 1963 и 1967 годах.
Поездка Кузнецова в Англию разрешена Комиссией по выездам Тульского обкома КПСС. Органы государственной безопасности оснований возражать против выезда Кузнецова за границу не имели».
Писатель специально отправляется в Батуми для того, чтобы изучить там местность. Он пишет: «Мне пришло тогда в голову проплыть под водой до Турции при помощи водолазного аппарата, толкая перед собой подводный плот, снабженный резервуарами с кислородом… Я натренировался плыть беспрерывно по 15 часов…»
Потом Кузнецов отказался от этого плана и решил попытаться получить официальное разрешение на поездку за границу.
«КГБ любит доносы», – рассуждал писатель. И он написал «донос», где намекнул, что как будто бы антисоветский заговор замышляется в среде писателей, что эти писатели замыслили издавать опасный подпольный журнал под названием «Полярная звезда» или «Искра». Среди лиц, которые якобы будут в нем соучаствовать, он назвал Евтушенко, Аксенова, Гладилина, Ефремова, Табакова, Аркадия Райкина и других (именно эти люди появлялись в его тульской квартире на улице Мира с вечно зашторенными окнами на его очень вольных богемных вечеринках, за что ему и инкриминировали «аморальность»). Кузнецов сообщал: «В настоящее время они заняты сбором денег и рукописей. В первом номере будет напечатан меморандум академика Сахарова».
По словам писателя, это произвело на КГБ впечатление, ему поверили и беспрепятственно выпустили в Англию.
Об одном из своих друзей, на которых он тогда «настучал», – Евгении Евтушенко – Кузнецов напишет: «Рукопись («Бабьего Яра». – Д. О.) пошла по инстанциям – вплоть до ЦК КПСС, где ее прочел (но без ряда глав), как мне сказали, Суслов, и он в общем разрешил. Решающим для «вышестоящих товарищей» оказался ловкий аргумент редакции, что моя книга якобы опровергает известное стихотворение Евтушенко о Бабьем Яре, вызвавшее в свое время большой скандал и шум.
Нет, конечно, я это великолепное стихотворение не опровергал. Более того, Евтушенко, с которым мы дружили и учились в одном институте, задумал свое стихотворение в день, когда мы вместе однажды пошли к Бабьему Яру. Мы стояли над крутым обрывом, я рассказывал, откуда и как гнали людей, как потом ручей вымывал кости, как шла борьба за памятник, которого так и нет. «Над Бабьим Яром памятника нет…» – задумчиво сказал Евтушенко, и потом я узнал эту первую строчку в его стихотворении.
Перебежчик и двурушник
Из докладной записки КГБ при Совете министров СССР:Наказали тогда многих, кто был так или иначе причастен к разрешению выезда Кузнецова за рубеж. Досталось и различным тульским руководителям. Подпортили жизнь родственникам писателя. Некоторые из-за страха за свою судьбу старались сработать на опережение и публично отказаться от дружбы с ним, выразить резкое осуждение и даже презрение. Особо рьяно это сделали пять членов Тульской писательской организации – известных тогда писателей, их имена до сих пор на слуху в Туле. Не буду называть их фамилии, но замечу, что это только 5 из 12 членов Тульского отделения Союза писателей, то есть все-таки меньше половины. Эти представители творческой интеллигенции разместили в центральном еженедельнике «Литературная Россия» статью с броским заголовком «Оборотень»:
«Учитывая, что за последние годы имели место и другие случаи невозвращения на Родину отдельных литераторов, считали бы целесообразным поручить Союзу писателей провести собрания в коллективах писателей с осуждением фактов предательства и недостойного поведения некоторых творческих работников за границей».
«... По радио и со страниц «Литературной газеты» за 6 августа мы узнали о гнусном преступлении этого двурушника – Анатолия Кузнецова. Да, он двурушник, перебежчик, изменник Родины, перевертыш – такова его сущность.
Пользуясь тем, что весь строй нашей жизни основан на доверии человека к человеку, он многие годы маскировал свою жалкую и подлую душонку. Пользуясь тем, что в нашей стране партия и народ лелеют даже мало-мальски проклюнувшийся талант, он вообразил себя чуть ли не сверхгением. Он, видите ли, хочет сам диктовать законы искусства. Его заявления в угоду господам, которым он продался в услужение, сыплются одно за другим, одно другого подлее.
Жалкий оборотень! Мы пока не знаем, за какую валюту продался он Желтому Дьяволу, да нас это и не интересует. Он потерял Советскую Родину, а это никакими триллионами не измерить. Потерявший остатки стыда и рассудка, он отрекся даже от своей фамилии...»
Окончание легенды
В 1970 году в британском издательстве «Посев» был опубликован полный (бесцензурный) текст «Бабьего Яра», снабженный авторским предисловием, в котором Кузнецов подчеркивал: «Рукописи у меня существовали как минимум в двух вариантах: главный – только для себя, глубоко запрятанный, для печати же предлагался смягченный.…У меня, однако, оставалась главная рукопись. Я продолжал над ней работать, уже, так сказать, «для себя и для истины». Вставил обратно переработанные и улучшенные куски… добавлял новые факты, причем теперь уже о цензуре не думал, и рукопись стала такой, что я ее дома не хранил. У меня во время отъездов делались обыски, а однажды неизвестно кем был подожжен и сгорел мой кабинет. Важнейшие рукописи были у меня пересняты на пленки, которые в железной коробке были зарыты недалеко от дома, а сами рукописи я зарыл в стеклянных банках в лесу под Тулой, где они, надеюсь, лежат и сейчас.
Летом 1969 года я бежал из СССР, взяв с собой пленки, в том числе и пленку с полным «Бабьим Яром». Вот его выпускаю как первую свою книгу без всякой политической цензуры – и прошу только данный текст «Бабьего Яра» считать действительным…»
С ноября 1972 года Анатолий Васильевич работал в лондонском корпункте радио «Свобода», выступая с беседами в рамках еженедельной программы «Писатели у микрофона». В этом же году сборник «Новый колокол» опубликовал фрагмент неоконченного романа «Тейч файв», который Кузнецов начал писать еще в Советском Союзе.
В сентябре 1978 года у писателя развился тяжелейший инфаркт, а 13 июня 1979 года А. В. Кузнецов скончался от остановки сердца. За неполные 10 лет в эмиграции он так и не написал ни одной новой книги…
