Приказано: выстоять-13

«Молодой коммунар» завершает публикацию отрывка из книги одного из руководителей обороны Тулы и партизанских операций в годы Великой Отечественной войны, командира Тульского рабочего полка, Героя Российской Федерации (посмертно) генерал-майора Анатолия Петровича Горшкова.

(Окончание. Начало в № 71. )

Городской комитет обороны обосновался в заводоуправлении патронного завода. Жаворонкова на месте не оказалось. Трубку взял Калиновский. Я доложил о потерях, о том, где мы занимаем линию обороны. Попросил пополнения.

— Людей дадим,— сказал Калиновский.— Горвоенком Троицкий сейчас занимается подготовкой пополнения для вас.

— Хорошо. Спасибо,— сказал я и задал мучивший меня вопрос: — Когда и где похороним Агеева?

— Мы решили, что завтра или послезавтра. Сегодня вечером вас немного потеснят части Красной Армии. Как только сможем снять людей с передовой, похороним. С почестями…

— Как в городе дела? Люди знать хотят, что там, дома…

— Скажи: нормально. Роддом работает, дети родятся, жизнь продолжается. Гудериан не смог войти в Тулу. Нашлись, правда, мародеры, магазины стали грабить. Отдали под трибунал. Расстреляем. Расскажем об этом по радио, чтоб другим неповадно было. Так что вы у себя порядок держите, а мы — у себя.

Попрощавшись с Калиновским, я пошел к раненым в механический институт. В подвале, где укрылись наши санитарки, было дымно. На раскаленной докрасна железной «буржуйке» кипятились медицинские инструменты. Труба выведена в разбитую форточку. В других окнах стекол тоже нет, и дыры заткнуты телогрейками или забиты фанерой.

Захожу, снимаю фуражку. Вижу Паньшину, Урусову, Владимирову, Горбунову, Лукину… Несколько девичьих лиц мне не знакомы. Все они были на передовой. Бурые пятна крови на телогрейках, на пальто, на платьях… Милые мои, удивительные мои девчушки! Знали бы вы, как благодарен я вам за вашу женскую отвагу и смелость, за доброту, за то, что не оставили людей в беде…

Лукина, увидев меня, всхлипнула. Паньшина гладит ее по голове.

— Умер Иванилов,— Аня смотрит на меня сквозь слезы.— В госпитале умер.

— Ладно, милая, такая ему судьба выпала,— голос у Паньшиной дрожит.— Сколько их еще будет, всех не оплачешь…

Паньшина встает и подходит ко мне.

— Проводите нас в полк, Анатолий Петрович. Мы за бинтами приходили.

Идем в Рогожинский поселок. Помогаю нести санитарные сумки, носилки. Паньшина не выдерживает: «Моего давно видели?»

— Жив-здоров. Ни единой царапины. Видел час назад.— «Моего» — это Виктора Александровича Косулина.

Тетя Женя. Никаноровна… Высокая, суровая на вид женщина. Шапка-ушанка, телогрейка, брюки, заправленные в сапоги. Не думала она, что придется вспомнить санитарную науку времен Первой мировой и Гражданской, да пришлось. Работала тогда в эвакопункте по борьбе с тифом и холерой, в лазарете, в аптеке. Когда переехала в Тулу и пошла на завод, взялась организовывать библиотеку. Да недолго длилась ее мирная жизнь среди книг, рядом с любимым человеком. Война началась, и надо было идти в окопы, потому что не могла иначе сестра милосердия.

Мы подходим к дому, занятому Паньшиной под санчасть. Темнеет. Рядом здание Рогожинской насосной станции. Укладываю в угол сумки. Здесь хозяйничают Александра Петровна Абысова и Клава Чурляева. Абысова ножом скребет добела стол, на котором делали перевязки. Вода в ведре красноватая от крови. Чурляева завязывает мешок картошки, поворачивается ко мне:

— Не подмогнете, товарищ комполка? На спину подкиньте, а?

Взваливаю мешок себе на плечи и спрашиваю: «Куда?»

Чурляева прыснула от смеха и показала наверх — на чердак.

Забрасываю мешок, возвращаюсь.

— Запас готовим,— говорит Абысова.— Если этот дом сдадим, а потом отобьем, картошка хоть будет.

— Запасливые вы, женщины,— улыбаюсь я.

— Вот,— Паньшина протянула мне лист бумаги.— Здесь количество бойцов, вынесенных нами с поля боя. Кого успели, записали по фамилии. Легкораненые и те, кто не захотел уходить из полка,— в двух кварталах отсюда. Там за ними присматриваем.

— Чурляеву возьмите на заметку. Двадцать шесть человек сегодня спасла.

— Тетя Женя! — Клава покраснела до корней волос.— Ну что вы…

— Спасибо вам, товарищи женщины и девушки! От всех нас спасибо за все, что сделали сегодня,— я попрощался и пошел в полк.

— Могу порадовать,— сказал Сосонкин, увидев меня.— Нас маленько потеснили. Да не в глубину, успокойся.

— Кто? — спросил я.

— 260-я дивизия,— сказал начштаба.— Правда, людей у них немного, но обстрелянные, опытные. Устраиваются по-хозяйски и надолго. Я только что оттуда.

— Хорошо. Людей накормили?

— Да. Исаев только что уехал со своими ребятами. Тебе вот в термосе оставили,— он показал на лавку, где стоял походный трехлитровый бачок.— Горячую пищу подвозить будут рано утром, в темноте, и поздно вечером. На день выдадим сухой паек.

— Хватит на всех сухих пайков?

— Хватит. Люди выделены, знают куда, кому и сколько нести…

— Где нас потеснили? — спросил я Сосонкина.

— Слева. Сузили линию нашей обороны метров на шестьсот.

— Пойду гляну.

— Поел бы, Петрович.

Есть не хотелось.

Я вышел из дома. Темный и притихший лежал передо мной Рогожинский поселок, занятый врагом. Где-то там темнота хранила в себе разгадку судьбы Ведерникова, Вахтанова и многих других моих бойцов. Что с ними? …

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости