Приказано: выстоять-9

Отрывок из книги одного из руководителей обороны Тулы и партизанских операций в годы Великой Отечественной войны, командира Тульского рабочего полка, Героя Российской Федерации (посмертно) генерал-майора Анатолия Петровича Горшкова.

(Продолжение. Начало в № 71. )

— Начинают… — сказал я и поднял бинокль. Танки снова сползали в лощину, но теперь их движение было целеустремленным и направленным. Они шли к перемычке. В этом движении было столько уверенной силы и мощи, что мне на миг стало не по себе.

Передний край нашей обороны приутих. Такое затишье бывает перед грозой, только ливень на нас должен пролиться смертоносный, свинцовый.

В 13.00 враг, судя по всему, закончил подготовку к третьей атаке. Первые две отбиты без значительных потерь в полку, но я понимал, что это была лишь разведка боем. Сейчас засекли все наши огневые точки, нащупали проход для танков, поняли, что против них сражаются не регулярные части Красной Армии. Уничтожена наша артиллерия. Таковы неутешительные итоги первых двух атак.

Но и мы поняли, что не так страшен черт, как его малюют. Танки у фашистов горят. Пехоту уничтожили, рассеяли, заставили отойти за ров. Потери враг понес немалые, а ведь он рассчитывал прорвать нашу оборону с первой же атаки. Не вышло. И не выйдет — мы убедились, что фашисты уязвимы… А ведь это были первые встречи с опытным и обстрелянным врагом.

Мы успели перегруппировать силы. Второй батальон отошел, заняв позиции у самых домов Рогожинского поселка. Ведерников прислал за мной связного Колю Волкова.

— Вас просит к себе комбат,— сказал он, подбегая ко мне.

— Где пулеметы? — Волков командовал пулеметным отделением. Он лишь махнул в ответ рукой: «Разбиты…»

Пригибаясь, укрываясь за деревьями, мы вышли на НП второго батальона. Ведерников стоял бледный и вглядывался в скат склона, который ему пришлось оставить.

— Смотри,— протянул он мне бинокль.— Люди остались…

Воронки, развороченные окопы, следы гусениц… Убитый боец. Еще один. Лица не видно, по патронной сумке узнаю — косогорец. Горелый танк, из люка свешивается труп водителя. Он словно уперся руками в землю и так застыл. Еще один убитый…

— Не туда смотришь,— Ведерников дернул меня за рукав.— Вот, за теми двумя дубами…

Перевожу взгляд. Прислонившись к стволам деревьев, сидят двое. У одного забинтована голова. Второй, с повисшей безжизненно правой рукой, поддерживает товарища.

— Ниже, в воронке,— голос Ведерникова срывается. За складкой местности, прижавшись к скользкой мокрой земле, полулежит медсестра и держит у себя на груди голову раненого бойца. Тот пытается вырваться, поднимается, но она валит его и держит. Пули из вражеского пулемета тут же выбивают цепочку следов рядом с ними.

Еще один раненый, еще, еще! … Я насчитал двенадцать человек.

— Сколько потерял? — спросил я Ведерникова.

— В двух атаках 113 человек убитыми и ранеными. Учли лишь тех, кого удалось вынести… — уточнил Ведерников.— Видимо, есть такие, что попали в плен. Творилось тут что-то невероятное. Еще такая атака — и никого не останется… Пулеметы разбиты, два ПТР выведены из строя.

— Вон в тех домах, на окраине,— показал вниз Линяев,— остались ребята в окружении. Стрельба там то затихает, то вновь разгорается. Они оврагом от нас отрезаны.

— Человек шесть схоронились в землянке,— говорит Ведерников.— Трое в кирпичном доме. Что делать, не знаю…

— Что предпринимал?

— Дважды посылал людей, семерых убило, двое вернулись. Скат простреливается насквозь. Другого пути туда нет. Может, в атаку, а? — он с надеждой смотрит на меня.— Ну, скажи, что делать, ты ж командир полка! — почти кричит Ведерников.

Но сделать сейчас ничего нельзя. Ни-че-го! Можно положить здесь еще десять, двадцать человек…

— Слушай мой приказ, Ведерников,— я повернулся к комбату.— Приказываю… прекратить все попытки к спасению раненых до наступления темноты.

— Да ты что? — Ведерников двинулся на меня.— Соображаешь, что там мои люди?!

— Повторите приказание.

Ведерников еще мгновение тяжело смотрит на меня и сникает.

— Так лучше будет, Николай Петрович. Тем не поможешь, этих пожалей.

— Я думал, ты сможешь что-то…

— Не могу, комбат,— я взял Ведерникова за плечи.— Боюсь, сейчас будет не до раненых.— Из-за кирпичного завода вновь стал нарастать гул танков.— Я — на КП. Держись! — Пригибаясь, прячась за стволами деревьев, я побежал на командный пункт полка.

Третья атака… 14.00. Танки вновь начали сползать в низину.

— Что у Хохлова? Был кто-нибудь там?

— Агеев прислал связного,— Сосонкин выливал воду из ботинок. Ими заменил ему Марухин комнатные тапочки.— Зенитчики им подмогнули здорово. Вгрызлись хохловцы в землю и стоят. Потери — сорок шесть человек убитыми, много раненых, но из окопов не уходят… Мины — ох каких бед наделали. А так бы ничего.

Танки разворачивались в атаку. Они шли двумя колоннами. Первая держала курс на перемычку. Вторая — прикрывала свои передовые машины. Пехота ехала на танках, но я заметил и две густые цепи, которые шли на нас.

— Елисеева ко мне! — крикнул я связным.— Давай, Алеша, готовь своих людей,— сказал я ему.— Стоять насмерть за вторым батальоном. Ведерникову слишком сильно досталось. Сейчас добавят. За вами — никого…

Елисеев, прищурившись, оглядел местность, потом пронзительно свистнул. Ховаев вырос рядом с ним, словно из-под земли. Подбежали связисты из третьего батальона. Елисеев коротко и четко отдал приказ, и люди разбежались. Батальон развернулся быстро. Подоспевший Шишкин помогал устанавливать пулеметы.

Танки недолго крошили пустые, оставленные вторым батальоном окопы. Вскоре они перенесли огонь вглубь обороны полка. Елисеевский батальон, как мог, зарывался в землю.

— Лопат бы нам подкинуть,— сказал Елисеев.— Нечем окапываться.

Я почувствовал свою вину.

Минные разрывы захлопали по всей линии обороны. Кто-то спрыгнул в щель сзади меня. Оглянулся. Это был Агеев. Болотные сапоги, черное кожаное полупальто, синие галифе измазаны грязью. Мокрое лицо раскраснелось, видно было, что комиссар только что умылся. Он весело и озабоченно оглядел всех, кто был в окопе.

— Каждый солдат знай свой маневр,— не обращаясь ни к кому, сказал он.— Так Суворов учил… Так и мы сейчас воевать будем, а, командир? Есть связь с Хохловым и Ведерниковым?

— Нет,— ответил я.— Провода так посекло, что восстановить невозможно. Стараемся с обкомом связь удержать.

— Я-то в батальон сейчас пойду. А вот как ты руководить боем будешь?

— Связными запасся. Их у меня восемь человек.

— Жарко будет Ведерникову, как думаешь? — Агеев окинул взглядом панораму боя.— Танки на него попрут. Вот те два явно во фланг метят.

— Жарко,— согласился я.— Батальон Елисеева ввел в бой. Видишь, окапываются.

Агеев словно не слышал моих последних слов. Он застегнул плащ и сквозь зубы произнес:

— Ну, а раз жарко, там и меня ищи,— и, опершись о бруствер, легко перекинул свое крепкое тело вперед. Потом наклонился ко мне:

— Все же сволочь какая-то в полку завелась. После боя разбираться будем.— И Агеев, пригнувшись, побежал вниз к рогожинской насосной станции.

— Отходи сюда, Антоныч,— крикнул ему вслед.— Прикроем, если что!

Он не услышал.

— Рудаков! — крикнул я в открытую дверь бомбоубежища.— Беги к Ведерникову! Он что, ослеп? Танки во фланг заходят, а ПТР молчат. Пусть быстро перебрасывает налево истребителей танков.

Две бронированные коробки, вырвавшись далеко вперед, заходили в атаку. Остальные отстали и стянулись к перемычке. «Пора,— подумал я.— Ну, бог войны, не подкачай». И, выскочив из окопа, бросился в будку к телефону.

— Ты что, заснул?! — услышал я голос Маврина.— Я же слепой без тебя!

— Танки подошли к перемычке,— прокричал я и начал диктовать: — Прицел… Дистанция… Бронебойными…

Шелест тяжелого снаряда услышал над собой и увидел, как взрыв взметнулся между танками.

(Продолжение следует. )

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости