Приказано: выстоять - 3

Отрывок из книги одного из руководителей обороны Тулы и партизанских операций в годы Великой Отечественной войны, командира Тульского рабочего полка, Героя Российской Федерации (посмертно) генерал-майора Анатолия Петровича Горшкова.

(Продолжение. Начало в № 71. )

Исаев вошел, протянул каждому руку. У него была небольшая, но твердая и жесткая ладонь.

— Вот от Шишкина еду. Всем привет. Заканчивают еще один «максим», к утру обещали в строй поставить,— сказал Исаев.

— А как дела с питанием бойцов, Иван Палыч? — спросил Агеев.— Боюсь, что завтра днем покормить людей не удастся, работы будет много…

Неторопливо и обстоятельно Исаев рассказал о том, что паек на завтра выдан, что подносчики боеприпасов назначены, в пункты боепитания завезены патроны и гранаты, командиры рот и взводов проинструктированы…

В его словах чувствовалась та особая уверенность, которая отмечает людей, умеющих хорошо работать и знающих цену этому своему умению. На душе у меня немного отлегло. Я хорошо понимал, что успех боя во многом будет зависеть от того, как его готовили тыловики.

— Исаев у нас просто кудесник,— улыбнулся одобрительно Агеев.— У него талант снабженца, а он строительством занимался.

Я посмотрел на часы. 22 часа 45 минут.

— Пора, наверное, Федор Дмитриевич? — вопросительно поглядел я на Садовникова.

— Пора, товарищ комполка.

— Давайте к карте.

Все подошли к карте. Садовников стал рядом со мной, и я уловил хорошо знакомый запах лошадиного пота, сена, кожи, который я так любил, когда служил на границе и не расставался с конем.

Мы обговорили маршрут разведки, меры предосторожности, способы донесений.

— Ну, я пошел,— сказал Садовников и, не прощаясь, направился к двери. Шум дождя ворвался в будку, сырой холодный порыв ветра едва не задул огонь в лампе.

— Чайку приготовьте к возвращению,— Садовников на миг оглянулся и словно растаял в темноте.

Торопливо начал собираться Исаев в Кировский поселок. Агеев озабоченно потер тыльной стороной ладони свой большой лоб и тоже поднялся, чтобы идти в третий батальон. Марухин пошел в штаб. Итак, мы вплотную подошли к тому часу, который на войне очень точно называется «час ожидания атаки»…

Коротко и требовательно затрещал телефон. Сосонкин снял трубку и протянул мне. Звонил Александр Владимирович Калиновский.

Разговор с ним был коротким — фашисты, судя по данным разведки, готовы к наступлению. На нешироком участке фронта на юге Тулы сосредоточен кулак из трех бронетанковых, двух пехотных дивизий и полка СС «Великая Германия». О равенстве сил не было и речи. Калиновский, подбадривая меня, говорил о том, что город нужно удержать любой ценой.

— Будем стоять,— ответил я.— Нам отходить некуда, сзади дом родной. И Москва…

— То-то и оно, что Москва, капитан,— промолвил Калиновский.— Ну, будь здоров!

А через полтора часа за стеной всхрапнула лошадь, зачмокали копыта по глубокой грязи.

— Кажется, разведка вернулась,— Сосонкин бросился к двери. Он пропустил мимо себя одного из наших разведчиков. Телогрейка, насквозь промокшая, лоснилась от воды. Лицо бойца, исхлестанное дождем, было красным и грязным, белки глаз налились кровью.

— Садовников велел вам лично передать, товарищ командир полка, что фашисты к утру пойдут в атаку. Танки выдвигаются на исходные рубежи в районе Ново-Басово и Гостеевки.

— Боевая тревога! Начальник штаба, связных — в батальоны! Выводите полк в окопы,— скомандовал я.— Чтобы к трем часам утра стояли по местам. Комбатам, командирам рот лично проверить пулеметные расчеты.

— Слушаюсь,— Сосонкин четко повернулся через левое плечо.— Связные, ко мне!

— Где Садовников? — я только сейчас сообразил, что Федора нет.

Боец, наклонившийся над ведром с водой, замер на миг и медленно выпрямился.

— Нас обстреляли,— он поставил кружку на лавку.— Мы нарвались на танки. Рванулись назад, тут его и ранило. В седле он держаться не мог. Велел передать, что танки…

— Где Садовников? — спросил я.

— Он там… Остался.

Злость, горечь, обида захлестнули душу. Мне, профессиональному пограничнику, который плотью и кровью впитал в себя ту истину, что сам погибай, а товарища выручай, пришлось столкнуться с тем, чего не мог понять.

— На коней! — я почувствовал, что сейчас сорвусь на крик.— Всем — в седло! Без командира не возвращаться!

Боец молча повернулся и вышел. За стеной я услышал команду: «По коням!»

— Девушка, срочно дайте обком партии, первого секретаря,— попросил я, сняв телефонную трубку.— Это Горшков, командир рабочего полка.

— Слушаю,— я узнал глуховатый спокойный голос Жаворонкова.

Я доложил результаты разведки.

Жаворонков помолчал, потом сказал:

— Все верно, Анатолий? Армейские разведчики дают те же данные. Судя по всему, к пяти-шести утра начнут атаку. Будьте начеку. Много говорить не буду, все уже сказано. Знай, мы на вас надеемся, верим вам. Не посрамите звания коммунистов и чести Тулы.

— Я поднял полк по тревоге. Люди выходят в окопы.

— Хорошо,— одобрил Жаворонков.— Что-нибудь изменится — звони мне немедленно.

— Понял,— ответил я.

— Ну, что, братцы,— сказал Агеев,— пора и нам. Как считаешь, Петрович?

— Пора. Нужно идти к людям…

Да, это был наш долг — еще раз пройти по траншеям, сказать доброе слово перед боем.

— Мы с Серафимом пойдем в первый батальон,— сказал Сосонкин.— Вам, Анатолий Петрович, с комиссаром лучше поближе к КП быть. Да и разведка должна вот-вот вернуться…

Мы с Агеевым, скользя и поддерживая друг друга, быстро вышли в расположение батальона Ведерникова, наткнулись на траншею, спрыгнули в нее.

— Давайте-ка, командир, разделимся тут,— сказал Агеев, вытирая о мокрую жухлую траву измазанные глиной руки.— Ты иди влево, в сторону КП, а я пойду вправо. В случае чего, ищи на передовой.

— Ты только на рожон не лезь, Григорий Антонович,— попросил я.— Не то трудно без тебя будет.

За эти несколько дней я успел полюбить Агеева. В избытке имел он ту особую силу уверенного в себе человека, которой хватает и на тех, кто рядом. Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Темнота ночи сгустилась до той особенно плотной черноты, которая бывает только осенью перед рассветом. Но это была военная ночь. То здесь, то там на горизонте набухало кроваво-красное зарево, освещая еле заметным розовато-коричневым светом наш передний край. И я улавливал в этом свете основные линии обороны, очертания деревьев, домов, кирпичного завода. Мертвенные вспышки ракет изредка вспарывали темноту, приходилось останавливаться на время, пока глаза снова привыкали ко тьме.

Я шел по траншее. Мокрая глина быстро засасывала сапоги по самые голенища, и каждый шаг давался с трудом. Бойцы уже заняли траншею, самые хозяйственные из досок, веток делали помосты, чтобы уберечься от воды. Сапоги были не у всех, а в промокших ботинках стоять в холодной воде — занятие не из приятных.

— А щоб тебя холера взяла! — услышал знакомый голос Журило. Наклонившись вниз, повернувшись ко мне широкой, как стол, спиной, шахтер что-то устанавливал перед собой. Окликнул его, он быстро поднялся, вытер о телогрейку руки, встал по стойке «смирно».

— Чем занимаешься, Николай Ильич? — спросил я, увидев за спиной у него весьма хитроумное сооружение. Траншея была расширена, бруствер снят.

— Готовлю для взвода рубеж атаки. Показать? — и Журило, дожидаясь моего согласия, шагнул назад.— Оцэ маленька табуретка, оцэ побольше, а тут — лавку строим. Як ступеньки. Щоб раз, два, три и… — Журило сжал свои толстые узловатые пальцы в огромный кулак, похожий на кувалду.— Щоб легче вылезать из болота,— подытожил он.

Я скептически оглядел ненадежную, на первый взгляд, постройку, но, оседлав ее, тут же убедился, что импровизированная лестница сделана на совесть.

— Та вы не сумлевайтесь, товарищ комполка,— поддержал своего взводного Короб,— батальон выдержит. Мы в Долгах наловчились и не такую крепь мостить.

— Полк к обороне готовится, а вы, значит, к атаке?

— Так к обороне мы давно готовы,— Журило посторонился, приглашая меня на огневую позицию взвода.— не грех и про атаку подумать.

(Продолжение следует. )

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости