Веселящаяся Тула, или Вдали от столичного размаха

«…Перед праздником Рождества Христова у одного из местных жителей были украдены деньги, три бутылки с коньяком и удостоверение на право покупки 3-х бутылок коньяка…» — писала «Тульская молва» ровно сто лет назад.

Случай в период антиалкогольной кампании Николая II, да еще и в канун праздников, в высшей степени трагический. Дознание велось лично начальником сыскного отделения. «…Потерпевший в отделении сыскной полиции, повторяя подробности кражи, горевал не столько о деньгах — кажется, 70 руб.,— а о коньяке и удостоверении…»

Тема газетной заметки под названием «Ценная» кража» сегодня кажется иронической, тогда же она была типовой. Перед Рождеством и Новым 1917 годом в Туле некачественного алкоголя было практически не найти, доставали его всеми возможными и невозможными способами, отсюда и горечь утраты. В центре оружейного и патронного производства Российской империи порядки соблюдались строго. По-другому дело обстояло в Петрограде и Москве.

Как в последний раз

Никогда еще в российских столицах не веселились с таким размахом, как на Новый 1917 год. Все столики в ресторанах первого класса были расписаны за недели. Цыганские романсы и новомодная мелодия танго звучали изо всех окон. Рождественский ужин из трех блюд (рыба, жаркое и сладкое) стоил 10–15 руб.— в пять раз дороже обычного. Французское шампанское лилось рекой, за него готовы были отдать до 100 руб. Состоятельной публике ничего не стоило выложить две зарплаты квалифицированного рабочего за одну бутылку игристого вина. Тем более что антиалкогольная кампания имела одну-единственную оговорку — в ресторанах первого класса любой алкоголь можно было покупать и употреблять без ограничения. Впрочем, столичные жители про введенную на время войны «борьбу с пьянством» к началу семнадцатого года уже и не вспоминали, как не вспоминали они и про саму войну. Это где-то за сотни километров умирали люди, а в тылу шел невиданного размаха последний в истории Российской империи карнавал.

Кое-какие новинки

В Туле гуляний столичного размаха не было (как и не было ни одного ресторана первого класса). Город наводнили беженцы, работали госпитали для раненых. В общем, о войне не забывали. Потому праздники проходили скромно, при этом весело, хотя и без излишеств. «Тульская молва» так описывала веселящихся туляков: «публика, так называемая, праздничная, с преобладанием среднего класса». В остальном картина столетней давности следующая:

«… В кинематографах не хватает мест,— делился впечатлениями корреспондент,— в фойе — не протолкнуться; кассирши выбились из сил, не успевают продавать билеты.

В цирке Р. Труцци — сплошные аншлаги. Работают на славу барышники, продавая билеты втридорога; сермяжная галерка — и та идет у барышников за 2 рубля. Ценами наших зареченцев не испугаешь — заработки отличные. В праздничную, нарядную программу включены кое-какие новинки: дама-стрелок, черногорка Людмила Вояни, человек-лягушка Гарра Флекмооре и др.»

Преимущества цирка и кинематографа объясняются просто: развлечения эти не требуют «предварительного переодевания, туалетной исправности», а потому и посещаются охотно. Там же, где имел место дресс-код, пустых мест все равно не наблюдалось.

Во всех театрах фиксировали «битковые сборы», спектакли шли днем и вечером. Например, в Новом театре (находился в здании современной филармонии.— С. Т.) репертуар следующий: «…днем прошли: „Не всё коту масленица“ А. Островского, „Дни нашей жизни“ Л. Андреева, сказка-феерия „Заколдованный королевич“ (детский спектакль); вечером: „Проклятый дом“ Константинова, „Разгадка ночи“ П. Вейнберга, „Царь Федор Иоаннович“ Л. Толстого».

Особой популярностью в дореволюционной Туле пользовались маскарады: «… в общественном собрании — сеансы картин, семейные вечера для холостых и маскарады. Многолюдно, тесно и душно, как в пекле. Платьем (т. е. верхней одеждой.— С. Т. ) заняты даже два биллиарда. Финансовые результаты для клуба отличные».

Небогатые, в основном молодые, туляки и тулячки брали напрокат маскарадные костюмы, пытаясь дополнить каждый какой-либо самостоятельно сделанной деталью на злобу дня. Затем, «после приема сабуровской „Шпанской мушки“,— как писала „Тульская молва“,— они шли на развлечение „далеко не успокоительное“: «…Шумно, пестро и многолюдно прошел 29 декабря маскарад. Публика „ситцевая“, зареченская. Масок много, но ничего интересного, оригинального: все прокатные костюмы.

Два приза все-таки пришлось выдать. Женский (серебряный чайный прибор) — дешевенькой, но не лишенной оригинальности маске, наряженной в газетную бумагу,— «борьба с дороговизной». Мужской (золотой брелок с рубином) — маске «На печке без дров и углей».

Прогуляли всё

Еще одна заметка в «Тульской молве» касается финансового «здоровья» туляков. Корреспондент замечает, что впервые за много лет городской ломбард практически пуст: «Прежде, как только открывались двери ломбарда после трех дней праздника, тотчас образовывалась толчея из лиц, старающихся, при помощи ломбарда, поправить свои расстроенные праздниками финансы.

Теперь ломбард похож на «аравийскую пустыню». Забредет какой-нибудь чиновник, из мелких, и служащие ломбарда ходят как сонные мухи».

Как видно из заметки, может быть, заработки у зареченцев (имеются в виду преимущественно рабочие оружейного завода) были и высокими по сравнению с другими категориями туляков, но хватало их явно ненадолго.

Благотворительность

Как мы уже неоднократно писали, за годы Первой мировой войны Тулу наводнили беженцы. Для детей, вынужденных не по своей воле покидать родные места, тульские попечительские общества, и в первую очередь, местный Дамский комитет устраивали праздники в канун Рождества и Нового года. «Тульская молва» охотно рассказывала о благотворительных елках и их организаторах, внося тем самым свой вклад в это благородное занятие. Вот как описал корреспондент газеты праздник для маленьких беженцев, прошедший в помещении мужской гимназии:

«На елке присутствует до 80 детей. Празднество проходит весьма мило и оживленно: дети, с хоровым пением, кружатся вокруг елки, разбиваются на отдельные группы, затевают игры в жмурки, фанты и проч. Веселые детские голоса, непринужденный смех…

К огорчению устроителей елки, им не пришлось доставить детям полного удовольствия. Предполагавшийся выход цирковых клоунов на специально устроенной для них эстраде-сцене не удался. Г. г. клоуны заломили что-то слишком высокую цену, чуть ли не 25 руб. каждому за час работы. Цена слишком праздничная…

Впрочем, обошлось и без этих дорогих услуг и дети провели время довольно весело, искренне благодаря устроителей елки за доставленное им удовольствие».

Просьба губернатора

Еще раз сопоставляя столичный размах и провинциальную скромность новогодних гуляний в Туле конца 1916 — начала 1917 года, следует отметить принципиальную позицию тогдашнего губернатора (последнего в истории Тульской губернии) Александра Николаевича Тройницкого и его супруги, обратившихся к местной элите посредством газет со следующей просьбой: «Тульский Губернатор А. Н. Тройницкий и Попечительница Тульских детских приютов ведомства учреждений Императрицы Марии С. Д. Тройницкая, по примеру прошлых лет, просят, взамен взаимных поздравлений в праздник Нового 1917 года в Дворянском Собрании, сделать лишь денежные пожертвования в пользу детских приютов.

Пожертвования принимаются в Губернском Попечительстве детских приютов (Канцелярия Губернатора). Список лиц, сделавших пожертвования взамен поздравлений, будет опубликован в «Губернских Ведомостях» и «Тульской Молве».

Подпишитесь на наш канал на Яндекс.Новости